Рубен Давид Гонсалес Гальего родился 20 сентября 1968 года в СССР. ДЦП. Желающим - вышлю книгу - там в предисловии сказано о его биографии. но лучше предисловий говорят его рассказы, которые он набрал на клавиатуре компьютера единственным работающим пальцем руки. газета "Мундо" написала: "Его сорок пять килограммов – это сорок пять килограммов оптимизма". Вот без купюр первый рассказ его книги: Герой Я — герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног — ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей — надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, — все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода. * * * Я — маленький мальчик. Ночь. Зима. Мне надо в туалет. Звать нянечку бесполезно. Выход один — ползти в туалет. Для начала нужно слезть с кровати. Способ есть, я его сам придумал. Просто подползаю к краю кровати и переворачиваюсь на спину, опрокидывая свое тело на пол. Удар. Боль. Подползаю к двери в коридор, толкаю ее головой и выползаю наружу из относительно теплой комнаты в холод и темноту. Ночью все окна в коридоре открыты. Холодно, очень холодно. Я — голый. Ползти далеко. Когда ползу мимо комнаты, где спят нянечки, пытаюсь позвать на помощь, стучу головой в их дверь. Никто не отзывается. Кричу. Никого. Может быть, я тихо кричу. Пока добираюсь до туалета, замерзаю окончательно. В туалете окна открыты, на подоконнике снег. Добираюсь до горшка. Отдыхаю. Мне обязательно надо отдохнуть перед тем, как ползти назад. Пока отдыхаю, моча в горшке обзаводится ледяной кромкой. Ползу обратно. Стаскиваю зубами одеяло со своей кровати, кое как заворачиваюсь в него и пытаюсь заснуть. * * * Наутро меня оденут, отвезут в школу. На уроке истории я бодро расскажу об ужасах фашистских концлагерей. Получу пятерку. У меня всегда пятерки по истории. У меня пятерки по всем предметам. Я — герой.
Спасибо за проявленное внимание!!! так давай - куда тебе книжки складывать? буду рад! ой, надо это сделать сегодня-завтра, а то послезавтра - меня законопатят в больницу - и пару дней буду без связи!!!
С первых глав книги понятно, что я не знаю, ЧТО о ней написать. Ужасно, кошмарно - это все слова. Слово "грустно" не отразит всей сути. Отвратительно. Это, конечно, про положение вещей в реальности, не про книгу как произведение искусства. Понятно одно: после прочтения этой книги и зная, что это автобиография, понимаешь - мы живем не так уж и плохо. Мысль эта есть у меня давно, и я частенько к ней прибегаю в минуты слабости, но тут это как обнаженный нерв, наружу...
Спасибо за проявленный интерес. ДА, мы с вами все живем очень хорошо. Я не знаю, может, слишком впечатлительный мальчик, но как меня вчера знакомая на машине забрала из онкологического диспансера, первые 10 минут не мог избавиться от ощущения, что покинул что-то очень родное и предал некоторых людей, оставшихся там...сидел в машине и ревел белугой. Знакомая поняла все так, как надо. Я никогда не смогу снова стать таким, как до этих 10 дней в онкологическом диспансере. Там, как только начал заживать и перестало штормить во все стороны, разговаривал с пациентами, на разные темы, но по мере возможности проповедовал...иногда получалось. обменялись телефонами с некоторыми из них. С кем-то даже наметили встретиться за чашкой чаю, кому-то пообещал подарить Библию (у нас по 60 р всего продают в церкви, я набрал несколько экземпляров заранее, еще возьму, чтобы дарить людям). а кому-то просто анекдоты рассказывал, настроение поднимал. Когда привезли ноутбук, кинокомедии смотрели с несколькими девочками. Одна из них, в возрасте правда 56 лет, запала на меня, с ней старался больше общаться, она счастлива была до одурения...ждет сидит окончательного приговора или помилования там - до операции анализ показал, что злокачественная опухоль, ее прооперировали, теперь - ткань опухоли на повторном анализе пока. И таких как она, там много. Каждый ведет себя достойно - не ноет, не делает вид, что им хуже других. Ходят, за стеночку держатся некоторые, а все равно - бодряком. Я им даже фотосессию устраивал - на мою веб-камеру - радовались, как дети, ну какие там развлечения-то? вот. не мог я им ничем другим помогать. хоть так... Медперсонал там, конечно, отменный работает - особое отношение к больным проявляют. выдержанные все, ровные, но теплые такие девочки-медсестры.
А Вы биографию Рубена знаете? Как он выбрался из дома инвалидов? Пожалуй, дом инвалидов поразил больше всего. Да он и проходит красной нитью через все заметки. Почему за ними вообще не ухаживали не понятно...
Вы имели ввиду дом престарелых, видимо, да? их же по достижении определенного возраста, после специнтерната для детей-инвалидов спихивали в дом престарелых... я точно не помню, просто занят малость пока и здоровьем, и работой срочной, посмотрю и напишу!
Литературная газета, Архив : №44. O3.11.2006 ОТКУДА У ХЛОПЦА ИСПАНСКАЯ ГРУСТЬ "У Рубена Давида Гонсалеса Гальего страшная биография. Его мать, Аурора Гальего, была дочерью генсека испанской компартии – Игнасио Гальего. Отец принадлежал к венесуэльским борцам за свободу. И мать, и отец одно время учились в московских институтах. В 1968 году у них родились два сына-близнеца. Но один малыш сразу умер, а другой заболел церебральным параличом. Вторым был Рубен. Кремлёвские врачи боролись за Рубена больше года. Но излечить внука лидера испанских коммунистов у них не получилось. Надо было определяться, что делать дальше. Однако у матери появились другие планы: она влюбилась в молодого советского литератора Сергея Юрьенена и вскоре уехала с ним в Париж. А отец вернулся в Венесуэлу. О нём потом говорили, что он занялся политическим террором. И больного мальчишку в итоге отдали в один из московских детских домов. Когда Гальего исполнилось пятнадцать лет, его перевели в Новочеркасск. Там он поступил в торгово-коммерческий техникум, женился, родил дочку. Потом последовали развод, новая женитьба и рождение второй дочери. Именно в Новочеркасске у Гальего появился интерес к литературе. Уже в 2003 году он вспоминал: «Я жил в Новочеркасске, моё здоровье стало совсем плохим, и во время очередного сердечного приступа я вдруг увидел буквы на потолке. Это романтично звучит, но так было. И я стал записывать эти буквы, понимая, что умираю. Потом показал эти записи каким-то знакомым писателям, журналистам, и мне сказали, что так писать нельзя. Я это дело забросил. Потом, оказавшись за границей, я показал свои тексты русским эмигрантам, и мне сказали, что так писать можно и это очень даже ничего, просто несколько странный стиль. Я сел, быстренько написал несколько рассказов и сделал передачу на радио «Свобода». А потом мне Юз Алешковский сказал, что я – настоящий писатель» («Известия», 2003, 8 декабря). Если я правильно понял, Алешковский, когда давал свои оценки, прежде всего имел в виду роман Гальего «Чёрным по белому». Эту вещь Гальего написал на русском языке. Впервые она была напечатана в 2002 году в журнале «Иностранная литература». Как утверждали критики, роман получился очень жёстким. И не только за счёт темы. Автор сумел найти верную интонацию. Сошлюсь здесь хотя бы на мнение поэта Максима Амелина. По его словам, у Гальего «язык преднамеренно нейтральный, выбраны простые слова, но возникает ощущение, что они сказаны не случайно. Они не общелитературные и не затасканные, идеально отвечают содержанию, – а это суровая правда жизни, поэтому вещь по силе воздействия сравнима, на мой взгляд, разве что с «Колымскими рассказами» Варлама Шаламова. Нейтральный язык в данном случае делает какое-то чудесное дело – доводит чуть ли не до слёз» («Литературная Россия», 2003, 12 сентября). В 2003 году Гальего за свой первый роман получил Русский Букер. Ещё одна интересная деталь, связанная с этой книгой: на французский язык её перевела мать писателя – Аурора Гальего. Идеей разыскать мать Гонсалес Гальего загорелся ещё в Новочеркасске. Позже киношники специально организовали для него путешествие в Европу. Мать обнаружилась в Париже. В 2001 году Гальего решил перебраться в Испанию. Но тоска по России у него осталась, видимо, на всю жизнь. Не случайно он продолжил писать исключительно на русском языке, считая себя представителем именно русской литературы.
Многие критики гадали, какую тему Гальего изберёт для своей второй книги. Алла Латынина, к примеру, писала: «Понятны сложности, которые испытывал Рубен Гонсалес Гальего, приступая ко второй книге. Продолжить писать о своём детдомовском детстве? Есть риск, что она станет разжиженной копией первой, как щи в рассказе писателя, которые развели водой. Резко сменить тему? Это значит предать тех несчастных, голосом которых суждено было стать писателю, потерять точку опоры. Несомненно также, что автора по-своему уязвляли неумеренные похвалы его мужеству, сочетавшиеся с некоторой снисходительностью к нему как к писателю. В новой книге Гонсалеса Гальего «Я сижу на берегу...» отчётливо выступает намерение автора изменить манеру повествования, продемонстрировать, что он хорошо знаком с современной литературой, знает, что такое условность, театр абсурда и интеллектуальная проза, и может экспериментировать с жанрами. Слава богу, он не решился изменить тому жизненному материалу, который, видимо, ещё не скоро его отпустит. Свою новую книгу писатель разделил не на главы, а на акты. Первый и третий – это действительно опыт в жанре драматургии, второй же – проза, цикл рассказов с одним сквозным героем, сильно отличающихся, однако, от рассказов, составивших предыдущую книгу» («Новый мир», 2005, № 12). Книга «Я сижу на берегу…» вышла в 2005 году. Латынина особо отметила во втором романе Гальего драматическую часть, построенную на овеществлении прозрачных метафор. Но Владимир Бондаренко, наоборот, воспринял драматургические попытки Гальего как творческую неудачу автора. Он заметил: «Первый акт и третий акт – этакие сцены из пьесы абсурда. Продолжение Ионеско и Беккета, но с определённым политическим подтекстом. Не загоняют ли его заранее в клише радикального политического писателя, разоблачающего Россию? Не получится ли, что, уйдя от описания реального быта больных детей, он придёт к дешёвым политическим антисоветским агиткам? Надеюсь, талант вывезет. Читали же «Скотный двор» Оруэлла как антисоветскую агитку. Время прошло. Теперь этот же «Скотный двор» скорее читают как пародию на порядки в США. То же самое с «Носорогами» Ионеско. Звучит, как осуждение любого неправедного режима. Рубен Гальего силён в передаче правды отношений между больными подростками. Но намного ли лучше чувствуют себя сейчас такие же больные дети в Испании, Португалии и других странах Европы? Хорошо бы ему нынче поездить по подобным детским домам Испании. Может быть, дети миллионеров, переболевшие ДЦП, окружены постоянным вниманием пяти-шести человек из обслуги. Но даже в гораздо более комфортных, чем российские, детских домах США остаётся немало схожих трагических проблем. Так что же такое – книги Гальего: описание жизни и психологии больных детей, или же демонстрация современного русского ГУЛАГа? В конце концов, в книге Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки» действие происходит не в советском обществе. И таких книг немало написано в США, в любой стране мира. Я не считаю драматургические попытки в книге «Я сижу на берегу…» большой творческой удачей автора. Всё-таки, серединная часть книги намного сильнее. Но понимаю неизбежность и необходимость этих попыток выхода из мира страшных документальных описаний. Автору нужны новые сверхзадачи, новые дерзкие замыслы. Сериал ужастиков про больных детей, к счастью, не его стиль. Вторая часть книги, тоже более условная, чем первая книга «Белое на чёрном», явно удалась автору» («День литературы», 2005, № 7). Сейчас Гальего живёт в Мадриде.
Мать его не бросала! Там было несколько иначе - когда кремлевские врачи выяснили, что у Рубена ДЦП, то наверху было принято решение сразу его сплавить в специнтернат по тихому - потому что у партийных деятелей не могло быть больных детей (ибо Рубен был внуком крутого испанского коммунистического босса!). Мать его не отдавала и не хотела отдавать в специнтернат! сначала ее пугали, угрожали. потом ее с Рубеном поместили в спецпалату, где белым мягким материалом обиты и стены, и потолок, без всякой мебели...там люди с ума сходили через несколько дней, а она с ним пробыла там две недели и все равно не сошла с ума и не хотела отдавать. Тогда там момент получился, что она должна была ненадолго отлучиться от ребенка, это придумал ее отец, тот самый коммунист хренов, и тогда Рубена увезли, а матери действительно сказали, что он умер.