«Классная» классная

«Она вошла в класс, и все встали, установилась тишина. Не та мертвая тишина, которая рождается из страха, а тишина из уважения. Мы обожали ее, нашу «классную». Она была доброй и справедливой, вернее, что она такая, поняли мы много лет спустя, окончив школу, а тогда, в пятом классе, мы были просто очарованы ей и счастливы, что с ней можно наряжать елку в классе перед Новым годом, делать газету на первое апреля, заклеивать окна, придумывать «огоньки»…»

«Он вел литературу так, что мы не только знали «Войну и мир» почти наизусть, но и хотели знать. Он часто говорил: «Я вам (а на «вы» он обращался ко всем старшеклассникам), конечно, могу поставить «три», но что такое «три»? Это — посредственно. Вы хотите быть посредственным?»»

«Баскетбольная команда школы. Тренировки, тренировки, тренировки, друзья, соревнования… И на всю жизнь запомнившиеся слова нашего тренера: «Если проиграете и вас при этом не вынесут с поля, значит, вы играли плохо. Если проиграете, но так, что сможете после этого только упасть без сил, значит, это достойное поражение, значит, вы сделали все, что могли»».

Быть может, вы, уважаемый читатель, сейчас вспомнили своего учителя, такого же, который принес в вашу жизнь, сделал что-то главное, что вы запомнили навсегда?.. А может быть, пожалели или признались, что не встретился вам такой человек?.. Кстати, любопытные данные одного статистического опроса приводит Фонд «Общественное мнение»: 15 600 респондентов из 100 населенных пунктов (в том числе Москвы) 44 областей, краев и республик России попросили вспомнить школьные годы и ответить на вопрос, был ли у них учитель, который повлиял на их взгляды, убеждения и которого они могли бы назвать учителем жизни. 56% респондентов ответили, что такой учитель был, 34% — что нет, 10% затруднились ответить. Чем выше образование респондентов, тем чаще в их детстве были люди, которым они стремились подражать.

К рукавам претензии есть?

Век назад в помощь начальнику женской гимназии или прогимназии давали классную даму (эта должность соответствовала должности классного наставника)… Кто такая классная дама? Это та, кто отвечает за каждого человечка в своем классе, знает, что ему нужно, а что нет. Знает, какое задание ему дать, чтобы он менялся, становился лучше. Это не учительница географии, музыки или литературы. И это не психолог, которых стало много в сегодняшних школах. Да, они работают, занимаются с детьми, но меняется ли что-то от этого? Меняются ли дети? Становятся ли они лучше?

Классная дама живет с детьми — не в буквальном смысле слова, но в фактическом: она не может думать о них только с девяти утра до пяти вечера, а суббота и воскресенье у нее выходные. Нет, она (или он, почему бы нет?) думает о них всегда, не может не думать. Не может не спрашивать об их успехах и промахах, об их победах и поражениях, не может не искать ответы на вопросы вместе с ними и за них или для них… И в этом смысле ее не волнует зарплата, да, она получает деньги, но не это для нее главное. Вы скажете, что такого не бывает? Да, сейчас уже не бывает. Или бывает очень редко. Но кто же тогда воспитывает человека? Похоже, семья думает, что школа, а школа уверена, что семья. Поэтому учителя вызывают родителей нерадивых учеников в школу, напоминая им об ответственности, а родители спокойно работают с утра до ночи, в полной уверенности, что школа их ребенка «научит всему». Нет крайнего. Того, кто отвечает за ребенка…

Вы никогда не задумывались о необыкновенном опыте Макаренко? Он создал колонию для трудных детей, фактически малолетних преступников, и воспитал из них граждан общества, нормальных, с хорошими критериями. Почитайте «Педагогическую поэму»! Думаете, это был сверхчеловек, обладавший необыкновенным даром? Нет, он был обыкновенным, только единственное, чего не мог, — не мог не думать о своих воспитанниках, не биться за них, не искать, не мог остановиться, не найдя ответа, правильного слова, правильного действия. Ему было очень трудно, он до грани доходил, покончить с собой был готов, потому что не выдерживал, но любовь к ним остановила. Уйти легко, а с ними кто останется? Если не я, то кто же? А когда любишь, не можешь ничего не делать. Он любил, очень-очень любил своих детей.

Простой вывод напрашивается: а родители разве не любят своего ребенка? Найдите родителей, которые скажут: «Я его не люблю». Не найдете. Они скажут: «Я не знаю, что с ним делать, я бессилен, это выше моих сил, я не хочу об этом думать». А может, это и есть «не люблю»?..

Оглянитесь на учительниц, которых мы помним все годы, сколько бы ни прошло с момента окончания школы, — они нас очень любили, хороших, плохих, с двойками, без… Любили.  Ностальгия по классной даме у нас еще и оттого, что в школе его учат, но воспитывают ли? И часто получается, как в старой интермедии Аркадия Райкина: «Кто сшил костюм? К рукавам претензии есть?» А у нас: «К географии претензии есть? К английскому претензии есть? Я все на уроке объяснила». А человек-то за этим где?

Научить учиться

Ребенок с самого начала, только родившись, нуждается в помощи, нуждается в том, чтобы кто-то помог ему расти. Сначала ему нужна простая физическая забота — одеть, накормить, защитить. Одновременно его начинают воспитывать. Интересно, до какого возраста нужно воспитывать? До 7, до 14, до 28?.. До семи? Не похоже. Наверное, это крайность. Но наши мамы продолжают нас воспитывать, хотя нам уже далеко за 28… Это, наверное, другая крайность.

Может, дело не в возрасте? Ведь иногда дети бывают сознательнее, чем взрослые, а некоторые взрослые как малые дети. До какого же момента человека нужно воспитывать? До какого момента нужно учить решать задачи? Пока не перерешает все? До какого момента волчонка нужно учить охотиться — пока не переловит всю добычу? До какого момента лебедя нужно учить летать? Пока не облетит весь земной шар? У Природы все проще: учат до тех пор, пока не начинает учиться сам. Может, и воспитывать нужно, пока не начнет воспитываться сам? И цель воспитания на наших глазах становится более тонкой, красивой и благородной — не научить его всему, а научить учиться. Не читать мораль до старости, а помочь найти главное, то, на что можно опереться, помочь найти внутренний стержень, собственную опору, собственную мачту.

Греческий герой Одиссей, проплывая мимо острова сирен, попросил своих друзей привязать его к мачте, чтобы, слушая манящее пение, не забыть о своем пути. Мачта — это то, что всегда стабильно, то, что всегда вертикально. За кормой бушует шторм, а у мачты — спокойно. Держась за нее, ты можешь не бояться, что тебя унесет, смоет волной.

Нужен ли им идеал?

В том же статистическом опросе, о котором мы уже упоминали, люди отвечали еще на один вопрос — был ли у них в детстве идеал? Молодежь (от 16 до 24 лет) чаще отвечала «нет», чем «да» (соответственно 54% и 46%). Среди же респондентов постарше (от 25 до 35 лет), напротив, оказалось больше тех, у кого в детстве был идеал (61%), нежели тех, у кого его не было (39%). Еще больше тех, у кого в детстве был идеал, среди военных (82%).

Какое немодное нынче слово — идеал. Но за ним стоит что-то неизменное, что-то стабильное, фиксированное. Хочу поделиться недавним опытом.
Мы были в лагере на море с шумной компанией детей всех возрастов — от 7 до 16. Детей много, вожатых тоже немало. И лагерь не обычный, а «Камелот».
Это не просто красивое название, пришедшее из рыцарских легенд. За этим названием стоят красивейшие идеалы рыцарей — людей, которые посреди страшнейшей эпохи средневековья с ее чумой, с упадком нравственности, с неверием и разобщенностью, потерей ориентиров, руководствовались кодексом чести, Кодексом добра и справедливости. Они осмеливались сражаться за идеалы рыцарства, за достоинство и свободу, за чистоту, за настоящую любовь, за истинных королей, за верность и преданность. Своим существованием, своим образом жизни они доказывали, что вечные ценности как существовали, так и существуют, и время тут ни при чем, и эпоха ни при чем, и чума ни при чем — так было, так есть.

И лагерь родился не просто так, а как продолжение работы детской студии с одноименным названием. У «Камелота» есть свой флаг, который традиционно поднимается на открытии лагеря как символ того самого исторического Камелота. Им дорожат, как дорожат идеями добра и справедливости.

Лагерь жил своей жизнью, по своей программе. Но за несколько первых дней стало понятно, что какая-то странная эта жизнь… Все, что происходило вокруг, больше напоминало не Камелот, а эпоху средневековья: один кричит и замахивается на другого; третий делает все возможное, чтобы раздобыть чипсы и кока-колу, потому что без них «не может жить»; четвертый дает подзатыльник младшему; пятый и шестой говорят в глаза взрослым «да», а потом смеются за спиной… и так далее, и так далее. И в общем-то ничего страшного — нормальный XXI век: комфорту побольше, ответственности поменьше, каждый выживает, как может, каждый думает о себе и своем благополучии... А ты смотришь на это все и понимаешь, что так жить не хочешь и не можешь. И не хочешь называть лагерь Камелотом, потому что сейчас он им не является, сейчас это название формальность. И мы, взрослые, опустили флаг — как знак того, что мы не Камелот. Даже не для того, чтобы преподать урок детям, а чтобы не предать идею…

И наступила тишина… Все осталось в лагере по-прежнему, шло по программе. И я подходила к детям, спрашивала: «Как живется?» Они отвечали: «Хорошо», а потом, задумавшись, добавляли: «Только флага не хватает» или «А когда флаг поднимут?» или «А что нужно, чтобы флаг поднять?» А я их снова спрашивала: «А зачем вам флаг?» Они мало что могли объяснить, но выдавливали: «Нужен» или «С ним все как-то по-другому». И не объяснишь, что по-другому, не объяснишь, как по-другому… Но и те, кто за долгие годы полюбили Камелот, и те, кто только с ним познакомились, ощущали, что потеряли что-то главное, как будто потеряли смысл всего происходящего, — это отражалось на их лицах, читалось в их глазах…

Вы же понимаете, дорогой читатель, что дело не в флаге. Дело в другом — в том, что стоит за ним. Идея, идеал рыцарства? Благодаря этой ситуации мы обрели бесценный опыт: на наших глазах начали меняться их ценности — вдруг твои любимые дети вернулись к самим себе и перестали думать только о чипсах и кока-коле, начали заботиться о младших и помогать другим, вновь стали задавать важные вопросы. Как будто слетела мишура, и вернулась потребность иметь что-то еще, кроме просто отдыха. А уж если просто отдыхать, то не теряя, как минимум, доброты, честности и не изменяя справедливости. Конечно, это пережили и почувствовали не все, не каждый, но такое подавляющее большинство, что Камелот вернулся.

А ты, взрослый, если сомневался до этого и не знал, нужны ли детям идеалы, убедился, что нужны. Нужны как хлеб, как воздух. Нужны, может быть, даже больше, чем взрослым, потому что дети добрее, потому что меньше зашорены, меньше погружены в проблемы современной жизни, которая, если честно, не очень-то отличается от средневековья…

***
Может быть, благодаря им, нуждающимся в том, что по-настоящему ценно, вернутся в мир настоящие врачи, которые думают о пациенте, а не о том, как пораньше уйти с работы, и могут найти истинную причину болезни, а не лечить ее следствия… Может быть, благодаря им, нуждающимся в том, что по-настоящему ценно, больше станет настоящих педагогов — терпеливых, справедливых, любящих, умеющих найти подход к каждому ребенку, понять, что ему нужно, а не пичкать тем, что диктует программа. И каждая школа будет гордиться не тем, что она выпустила 15 золотых медалистов и 17 серебряных, а тем, что из нее вышли 32 хороших человека… Может быть, благодаря им вернется к мальчишкам потребность защищать свою Родину, а не бегать от армии. И многое, многое еще…

Они об этом мечтают, наши дети. Пока в их сердцах не поселились выгода и расчет. Они мечтают искренне — жить полноценно, настоящими ценностями. Или идеалами, назовите, как хотите. Сегодня им нужны настоящие «классные дамы» или просто настоящие взрослые, которые сами этих ценностей не утратили.

Татьяна Курбатова